Когда после своего первого шко́льного дня я вернулся домой, насладившись необычайной кротостью Жирного Пирса и Зобатого Кита («Слышь, я-яр, мы же не видели, что твой палец был в… эй, дружище, у нас на завтра лишний билет в кино, пойдешь?») и моей столь же неожиданной популярностью («Загалло больше нет!
— Салман Рушди, Дети полуночи
Так он и обретался там – можно сказать, на самом дне шко́льного общества, – чувствуя себя последним из последних в грубых своих плисовых штанах и куртке, которая чуть не расползалась по швам на его ширококостном теле, являя собой нечто равнозначное стольким-то фунтам чаю, свечей, сахара, мыла, чернослива (который лишь в весьма умеренной пропорции шел на пудинги для воспитанников заведения) и разной другой бакалеи.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
Но, странное дело, даже в детстве, даже во время шко́льного ученья, даже в то время, когда я помышлял только об одной службе, а не о писательстве, мне всегда казалось, что в жизни моей мне предстоит какое-то большое самопожертвованье и что именно для службы моей отчизне я должен буду воспитаться где-то вдали от нее.
— Николай Гоголь, Духовная проза
Но, странное дело, даже в детстве, даже во время шко́льного ученья, даже в то время, когда я помышлял только об одной службе, а не о писательстве, мне всегда казалось, что в жизни моей мне предстоит какое-то большое самопожертвованье и что именно для службы моей отчизне я должен буду воспитаться где-то вдали от нее.
— Николай Гоголь, Ревизор
Красноармейцы остановились, рассыпались по площади, густо легли в холодке, под тенью шко́льного забора.
— Михаил Шолохов, Донские рассказы