После обеда господин Бэкку доставил меня на рикше в прекрасную гостиницу рядом с хра́мом Нанзэн-Йи.
— Артур Голден, Мемуары гейши
Если комната ее старшей сестры представляла собой сущий бедлам, где были беспорядочно навалены неразрезанные книги, нераспакованные вещи, постель никогда не заправлялась, а окурки из пепельниц не выбрасывались, то комната Брайони являлась хра́мом божества порядка: на игрушечной ферме, расположившейся на широком подоконнике глубоко утопленного в стене окна, было множество обычных животных, но все фигурки смотрели в одну сторону – на свою хозяйку, словно готовились по ее знаку дружно грянуть песню, и даже куры находились в аккуратном загончике.
— Иэн Макьюэн, Искупление
Суровая педантка Ментенон была не охотница ни до садов, ни до раззолоченных чертогов; она называла версальский дворец «хра́мом гордыни человеческой», и в угоду ей Людовик XIV построил скромный дворец Марли, состоявший из замка, окруженного двенадцатью павильонами, напоминавшими отшельнические кельи; вместо шумливых фонтанов Марли был украшен зеркальными прудами, в которых плавали карпы и караси с золотыми сережками, продетыми в их жабры чуть ли еще не руками Людовика XIV; вместо цветников явились фруктовые сады и огороды… Одним словом, в обстановке нового жилья состарившегося короля проза заменила поэзию, существенное вытеснило все фантастическое.
— Кондратий Биркин, Временщики и фаворитки
Тем не менее Московский университет становится хра́мом русской цивилизации: император его ненавидит, сердится на него, ежегодно отправляет в ссылку целую партию его воспитанников, и, приезжая в Москву, не удостаивает его своим посещением; но университет процветает, влияние его растет; будучи на плохом счету, он не ждет ничего, продолжает свою работу и становится подлинной силой.
— Александр Герцен, Кто виноват?
Девушки, осыпанные лиловой пудрой, циркулировали между хра́мом МСПО и кооперативом «Коммунар» (между б.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок