Между окнами стоял флоренти́йский шкаф черного дерева с инкрустацией из слоновой кости и ляпис-лазури.
— Оскар Уайльд, Портрет Дориана Грея
Кто-то рассказывал даже, что величайший сочинитель той эпохи, Дант Флоренти́йский из семьи Алигьери, составил некую поэму (прочесть ее я не сумел бы, так как она написана вульгарным языком), и к ней-де приложили руку силы земли и силы неба, и в ней-де многие вирши являли собою не иное как парафразы стихов, сочиненных Убертином, из его поэмы «Arbor vitae crucifixae»[22].
— Умберто Эко, Имя розы
Для этого флоренти́йский кабинет вошел в переписку с венецианской синьорией; пришлось задаривать членов совета Прегади, чтобы они признали Бьянку Ка-пелло коренной патрицианкой и прибавили к ее родословному дереву побольше ветвей и корней под рост генеалогии Медичи.
— Кондратий Биркин, Временщики и фаворитки
Употребить против нее какое-либо насилие на тосканской территории было невозможно: флоренти́йский двор не дозволил бы этого.
— Павел Мельников-Печерский, Княжна Тараканова и принцесса Владимирская
— Так по твоему мнению, — отвечал Фауст, — египетские пирамиды, страсбургская колокольня, кельнский собор, флоренти́йский крещатик — все это произведение одного ребяческого тщеславия; твое утверждение, правда, не противоречит многим историкам нашего века, но, кажется, они, тщательно собирая так называемые факты, забыли два довольно важные: первое, что названия, которые мы даем человеческим страстям, никогда не выражают их вполне, а лишь приблизительно, что вошло в привычку человечества, кажется, со времени вавилонского смешения языков; и второе, что под всяким ощущением скрывается другое, более глубокое и, может быть, более бескорыстное, под другим третье, еще более бескорыстное, и так до самого тайника души человеческой, где нет места для внешних, грубых страстей, ибо там нет ни времени, ни пространства.
— Владимир Одоевский, Русские ночи