Она не воспринимала внешние приличия, и когда уса́живалась в дедушкино кресло, не только сосала большой палец, но и покачивала томно переброшенной через подлокотник ногой, развалясь совершенно не подходящим даме образом, отвечая на упреки матери и Дросулы смехом и криками, вроде: «Не будьте такими старомодными!» Пелагия признавала, что в доме, управляемом столь эксцентричными женщинами, как эти, ей останется винить только себя, если Антония превратится в такую же аномалию среди женского пола, в какую ее саму торжественно обратил отец.
— Луи де Берньер, Мандолина капитана Корелли
Это здесь редкость», – думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, уса́живалась подле него.
— Лев Толстой, Война и мир
В соседний бенуар вошла высокая красивая дама, с огромной косой и очень оголенными белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго уса́живалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
— Лев Толстой, Война и мир
Они выходили из воды — она тоже выходила, вытирала плечи полотенцем и уса́живалась в сторонке, на свое место, прямая, как доска, и вокруг ее льняных волос сиял радужный солнечный нимб.
— Джозеф Хеллер, Уловка-22
Умаявшись за день, тетя Катя после ужина вот так вот уса́живалась с клоком шерсти и веретеном, и начиналась великая борьба бдения с дремотой, и неизвестно, кто побеждал, потому что бдение ее было заполнено воспоминаниями об увиденных снах, а дрема не останавливала работы.
— Фазиль Искандер, Сандро из Чегема