В тумане виднеется какая-то зыбь, какое-то причудливое марево: части военного снаряжения того времени, ныне почти уже не встречающиеся, высокие меховые шапки, та́шки кавалеристов, перекрещенные на груди ремни, сумки для гранат, доломаны гусар, красные сапоги с набором, тяжелые кивера, украшенные витым шнуром, почти черная пехота Брауншвейга, смешавшаяся с ярко-красной английской, у солдат которой вместо эполет были толстые белые валики вокруг проймы рукавов, легкая ганноверская кавалерия в удлиненных кожаных касках с медными полосками и султанами из рыжего конского волоса, шотландцы с голыми коленками и в клетчатых пледах, высокие белые гетры наших гренадер, – все это представляется рядом картин, но не рядами войск, построенных по правилам стратегии, и интересно для Сальватора Розы, но не для Грибоваля.
— Виктор Гюго, Отверженные
Денисов улыбнулся, достал из та́шки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
— Лев Толстой, Война и мир
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, та́шки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги.
— Лев Толстой, Война и мир
Денисов улыбнулся, достал из та́шки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
— Лев Толстой, Война и мир
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, та́шки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги.
— Лев Толстой, Война и мир