Такой взгляд отражает близость сто́иков к киникам, призывавшим безразлично относиться ко всему внешнему.
— Юстейн Гордер, Мир Софии
Я – язычник, лучшее во мне – от сто́иков, худшее – от эпикурейцев; им и останусь.
— Джон Фаулз, Волхв
Эта фраза явно не имела никакого отношения к философии сто́иков.
— Максим Горький, На дне. Избранное
Цицерон, конечно, был волен содрогаться при одном имени сладострастия; но сравните, пожалуйста, это столь поносимое учение – в том виде, как его должно представлять себе, основываясь на всем, что мы знаем о самой личности его автора, и отбросив те последствия, к которым оно привело в языческом мире, так как эти последствия в гораздо большей степени объясняются общим складом ума в ту эпоху, чем самой доктриной Эпикура, – сравните, говорю я, эту мораль с другими нравственными системами древних, и вы найдете, что, не будучи ни столь высокомерной, ни столь суровой, ни столь невыполнимой, как мораль сто́иков[126], ни столь неопределенной, расплывчатой и бессильной, как мораль платоников[127], она отличалась сердечностью, благоволением, гуманностью и в некотором роде заключала в себе долю христианской морали.
— Петр Чаадаев, Философические письма
Так вот я и говорю: кто-то из сто́иков продал себя в рабство затем, чтобы выкупить своего ближнего.
— Антон Чехов, Палата № 6