Иногда этот дурачок по связям с общественностью приводит учительниц начальной школы; он всегда прихлопывает потными ладошками и говорит, как ему радостно от того, что лечебницы для душевнобольных покончили со старорежи́мной жестокостью: «Какая душевная обстановка, согласитесь!» Учительницы сбились в кучку для безопасности, а он вьется вокруг, прихлопывает ладошками: «Нет, когда я вспоминаю прежние времена, грязь, плохое питание и, что греха таить, жестокое обращение, я понимаю, дамы: мы добились больших сдвигов!» Кто бы ни вошел в дверь, это всегда не тот, кого хотелось бы видеть, но надежда всегда остается, и, только щелкнет замок, все головы поднимаются разом, как на веревочках.
— Кен Кизи, Над кукушкиным гнездом
Ну как, мужики, спросил полупьяный уполномоченный, не жалко расставаться со старорежи́мной жизнью?
— Александр Зиновьев, Зияющие высоты
История двух жуликов, которые рыщут по стране в погоне за брильянтами, зашитыми старорежи́мной дамой в обивку стула, была удобна прежде всего потому, что она позволяла авторам непринужденно и естественно переходить от одной встречи к другой и от другой к третьей, почти в каждой из них острым сатирическим пером расправляясь с проявлениями старого быта.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок
Взыскивал с подчиненных со всей старорежи́мной строгостью, втайне любовался ими.
— Михаил Шолохов, Донские рассказы