Она сунула руку в карман за со́мой и обнаружила, что по оплошности, какой с ней еще не случалось, забыла свой флакончик на туристском пункте.
— Олдос Хаксли, О дивный новый мир
Затем, чуть вздрогнув, просыпалась, опять в глазах ее мелькали, рыбками носились теннисные чемпионы; в ушах пело «Крепче жми меня, мой кролик», исполняемое электронным синтезатором «Супер-Вокс-Вурлицериана[62]»; из вентилятора над головой шел теплый аромат вербены – и все эти образы, звуки и запахи, радужно преображенные со́мой, сплетались в один чудный сон, и Линда снова улыбалась своей щербатой, блеклой, младенчески-счастливой улыбкой.
— Олдос Хаксли, О дивный новый мир
Три с половиной лишних часа досуга не только не стали источником счастья, но даже пришлось людям глушить эту праздность со́мой.
— Олдос Хаксли, О дивный новый мир
Да и ее милый Томасик, бывший Директор Инкубатория и Воспитательного Центра, до сих пор ведь на сомотдыхе – заглушил со́мой унижение и боль и пребывает в мире, где не слышно ни тех ужасных слов, не издевательского хохота, где нет перед ним мерзкого лица, липнущих к шее дряблых, влажных рук.
— Олдос Хаксли, О дивный новый мир
Изнуренный затянувшейся оргией чувственности, одурманенный со́мой, Дикарь лежал среди вереска, спал.
— Олдос Хаксли, О дивный новый мир