Только теперь я мог рассмотреть его: лицо Готфрида Лёвеникса – чуть одутлое, со смело прорезанным ртом, было как-то заостренно и сквози́сто, и только в раскале неподвижных, но обжигающих глаз таилась неистребимая жизнь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Под фонарными дугами, сгорбившимися над улицей, кружили стеклисто-прозрачные катушки, с них сквози́сто-черными нитями сматывалась тьма.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Только теперь я мог рассмотреть его: лицо Готфрида Лёвеникса – чуть одутлое, со смело прорезанным ртом, было как-то заостренно и сквози́сто, и только в раскале неподвижных, но обжигающих глаз таилась неистребимая жизнь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Под фонарными дугами, сгорбившимися над улицей, кружили стеклисто-прозрачные катушки, с них сквози́сто-черными нитями сматывалась тьма.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка