Ундинг, не ожидавший такого вступления, с тревогой вглядывался в лицо Мюнхгаузена: небритые щеки втянуло, кадык острым треугольником прорывал линию шеи, из-под судорожного ро́счерка бровей смотрели провалившиеся к дну глазниц столетия; рука, охватившая колючее колено, выпадала из-под рукава шлафрока изжелклым ссохшимся листом, одетым в сеть костей – прожилок; лунный камень на указательном пальце потерял игру и потух.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Ундинг, не ожидавший такого вступления, с тревогой вглядывался в лицо Мюнхгаузена: небритые щеки втянуло, кадык острым треугольником прорывал линию шеи, из-под судорожного ро́счерка бровей смотрели провалившиеся к дну глазниц столетия; рука, охватившая колючее колено, выпадала из-под рукава шлафрока изжелклым ссохшимся листом, одетым в сеть костей – прожилок; лунный камень на указательном пальце потерял игру и потух.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Накануне весь вечер провозился я с ее буквами: по видимости – углы, нажимы, выгиб ро́счерка – все подлинно; по сути, чую, все лживо, поддельно.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
И король, чуть царапнув короной о мочку моего уха, проследовал по черной линии ро́счерка, как по подостланному ковру, в окружении свиты и эскорта.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Однажды я, вместе с другими, стоял у дверной щелки на приеме у человека, от серого карандашного ро́счерка которого зависело решить мою судьбу, как простенькую приготовишкину задачу №… Мне не удалось добиться аудиенции, но в узкую щель двери мелькнули и для меня – на мгновенье – синие стекла очков, серая потертая пара и остро ощетинившаяся бородка.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка