Киреевский (1806–1856) в статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвеще́нию России» (1852).
— Лев Толстой, Анна Каренина
«Она чиста», – сказал он худым немецким языком, показывая мне дно ее; побежал к ручью, зачерпнул воды и опять вылил ее назад – посмотрел на меня и улыбнулся, – зачерпнул в другой раз и опять вылил, – взглянул на меня и засмеялся, – почерпнул в третий раз и принес мне, говоря: «Пей, добрый человек, пей нашу воду!» Я взял чашку, – и если бы не побоялся пролить воды, то, конечно бы, обнял добродушного пастуха с таким чувством, с каким обнимает брат брата: столь любезен казался он мне в эту минуту! – Для чего не родились мы в те времена, когда все люди были пастухами и братьями![201] Я с радостию отказался бы от многих удобностей жизни (которыми обязаны мы просвеще́нию дней наших), чтобы возвратиться в первобытное состояние человека.
— Николай Карамзин, Бедная Лиза
Но мудрец, дружелюбно беседующий с гением натуры, – мудрец, почитающий весь род человеческий одним семейством и трудами своими споспешествующий его просвеще́нию и благополучию, – может быть счастлив и без сего удовольствия.
— Николай Карамзин, Бедная Лиза
Презирал он и всякие бесплодные упражнения ума и всячески препятствовал просвеще́нию порученной ему скифской паствы, считая, что людям, недавно приобщенным к христианству, книги могут принести лишь вред, сея в неопытных душах сомнение, ибо родят у человека пытливость к земному и могут поколебать веру в святую троицу. — Паче всего надлежит помышлять о вечном спасении, — прибавил сокрушенно митрополит.
— Антонин Ладинский, Когда пал Херсонес. Анна Ярославна - королева Франции
Они не могли удержаться от смеха, читая эту странную просьбу, возвратили ее просителям, как недостойную уважения, а один из них, по добродушию, прибавил к тому изъяснение всех случаев, казавшихся просителям столь чудесными; и — благодаря европейскому просвеще́нию — доктор Сегелиель продолжал вести свою роскошную жизнь, собирать у себя все лучшее общество, лечить на предлагаемых им условиях, а враги его продолжали занемогать и умирать по-прежнему.
— Владимир Одоевский, Русские ночи