Полураскрытая девическая постель, прелестная нагота, боящаяся самой себя, белая ножка, прячущаяся в туфле, грудь, которую прикрывают перед зеркалом, словно у зеркала есть глаза, сорочка, которую поспешно натягивают на обнаженное плечо, если скрипнет стул или прое́дет мимо коляска, завязанные ленты, застегнутые крючки, затянутые шнурки, это смущение, эта легкая дрожь от холода и стыдливости, изящная робость движений, трепет испуга там, где нечего бояться, последовательные смены одежд, очаровательных, как предрассветные облака, – рассказывать об этом не следует, упоминать об этом – и то уже дерзость.
— Виктор Гюго, Отверженные
А вдруг прое́дет англичанин и увидит, что у тебя нет носа?
— Редьярд Киплинг, Ким
Эдит, подпирая звенящую от бессонницы голову рукой, с печалью смотрела в окошко, в надежде, что скоро король прое́дет по улице св.Фомы, направляясь во дворец, и тогда она хоть издали посмотрит на того, кого любила больше жизни.
— Антонин Ладинский, XV легион. Последний путь Владимира Мономаха
Витрины магазинов заклеены афишами, призывами новой власти, вывески покоробились, и некому их снять – магазины мертвые, на тротуарах мусор, смешанный со снегом, улицы черные, утоптанные, и редко-редко прое́дет извозчик на отощалой лошаденке – ребра да кожа; прошел трамвай – не трамвай, усевье чернущее, как птицы, бывает, облепят дерево, так виснут люди со всех сторон на трамвае-тихоходе – глядеть тошно; а вот топает серединою улицы красногвардейский рабочий отряд.
— Алексей Черкасов, Конь Рыжий
То телега прое́дет со скрипом, то раздастся голос какой-нибудь бабы, идущей на рынок.
— Антон Чехов, Палата № 6