Вечером, вернувшись к себе в каморку, Мариус поглядел на свое платье и тут только впервые понял, что с его стороны было неслыханной неряшливостью, неприличием и глупостью ходить на прогулку в Люксембургский сад в костюме «для каждого дня», иными словами – в шляпе, прода́вленной у шнура, в грубых извозчичьих сапогах, в черных панталонах, блестевших на коленях, и в черном сюртуке, потертом на локтях.
— Виктор Гюго, Отверженные
Было время дня, называемое «чхая»[118], когда тень высокой, выстроенной из красного кирпича и мрамора Пятничной мечети падала на беспорядочное скопление лачуг, прилепившихся к ее подножию; крыши из старой, прода́вленной жести настолько прогревались солнцем, что в этих хлипких трущобах можно было находиться только когда наступала чхая, или же ночью… но нынче фокусники, и люди-змеи, и жонглеры, и факиры собрались перед одинокой водопроводной трубой поприветствовать новоприбывшего.
— Салман Рушди, Дети полуночи
Принц лежал в спальне Картучихи на низкой тахте, уютно прода́вленной за многие годы его большим телом.
— Фазиль Искандер, Сандро из Чегема
Бог знает, на чем спит сам, в той комнате, на своей прода́вленной тахте, а здесь все чистое.
— Константин Симонов, Дни и ночи. Двадцать дней без войны
А этот вот лежащий сейчас на своей прода́вленной тахте, под одеялами, пальто и халатом, плохо себя чувствующий и плохо выглядящий человек, формально освобожденный от службы в армии по какому-то там пункту о неполной пригодности, в ответ на твое предложение ехать вместе на Кавказский фронт вдруг взял бы да не поехал!
— Константин Симонов, Дни и ночи. Двадцать дней без войны