Ярко горят и колеблются свечи, сверкает катафалк и вся длинная, нарядная процессия; жжет солнце, сквозь духоту и пыль мостовой пробивается аромат молодой весны, маня в поле на мягкую, свежую мураву, говоря о всех радостях жизни, а из-под катафалка безмолвно и грозно несется дыхание смерти, безжизненно мотается голова, протяжно разносится погребальное пение, звучит и льется торжественный погребальный марш, то тоскливо надрывающий сердце, то напоминающий о том, что скоро скроется навсегда в тесной могиле дорогое и близкое сердцу, то примиря́ющий, говорящий о вечности, о смертном часе, неизбежном для каждого пришедшего на землю.
— Николай Гарин-Михайловский, Детство Тёмы
Несмотря на свою неторопливость и, по-видимому, равнодушие к событиям современным, поэт, однако же, следил всякое событие внутри государства: на всё подавал свой голос, и в голосе этом слышалась разумная середина, примиря́ющий третейский суд, которым так силен русский ум, когда достигает до своего полного совершенства.
— Николай Гоголь, Духовная проза
Несмотря на свою неторопливость и, по-видимому, равнодушие к событиям современным, поэт, однако же, следил всякое событие внутри государства: на всё подавал свой голос, и в голосе этом слышалась разумная середина, примиря́ющий третейский суд, которым так силен русский ум, когда достигает до своего полного совершенства.
— Николай Гоголь, Ревизор