По Большой Подья́ческой улице уже несколько дней сряду прохаживался неизвестного звания человек и все останавливался перед воротами одного и того же каменного дома.
— Всеволод Крестовский, Петербургские трущобы
Неизвестного звания человек аккуратно два раза в день совершал свои экскурсии по Большой Подья́ческой улице: пройдет раз утром и не показывается до вечера; пройдет раз вечером и скроется до следующего утра.
— Всеволод Крестовский, Петербургские трущобы
Где-то на Подья́ческой помещалась эта славная библиотека, откуда пачками вывозились на дачу коричневые томики иностранных и российских авторов, с зачитанными в шелк заразными страницами.
— Осип Мандельштам, Век мой, зверь мой
Все эти люди, которых спускали с лестниц, шельмовали, оскорбляли в сороковых и пятидесятых годах, все эти бормотуны, обормоты в размахайках, с застиранными перчатками, все те, кто не живет, а проживает на Садовой и Подья́ческой в домах, сложенных из черствых плиток каменного шоколада, и бормочут себе под нос: «Как же это?
— Осип Мандельштам, Век мой, зверь мой