Вслед за Асланом неслась пля́шущая толпа самых странных созданий, так что вскоре его почти не стало видно – двор переливался теперь всеми цветами радуги: глянцевито-каштановые бока кентавров, синие рога единорогов, сверкающее оперение птиц, рыжий мех лисиц, красновато-коричневая шерсть собак и сатиров, желтые чулки и алые колпачки гномов, серебряные одеяния дев-березок, прозрачно-зеленые – буков и ярко-зеленые, до желтизны, одеяния дев-лиственниц.
— Клайв Льюис, Лев, колдунья и платяной шкаф
Он лишь чувствовал, что между прибором и девочкой идет напряженный диалог: вздрагивающие пальцы спрашивали, пля́шущая стрелка отвечала, но это общение было столь же неподвластно слову, как неподвластен ему свет призрачного северного сияния в небе над головой.
— Филип Пулман, Северное сияние
И ему представился вдруг – здесь, в бессветном городе ночи, – его дневной, залитый солнцем мир: колыхание полей, протягивающих вызолоченные лучи навстречу колосящемуся золотом солнцу; сизая пыль, пля́шущая вкруг колесных спиц; яркие спады кровель и краски одежд, смешивающиеся на площадях, как на гигантских палитрах; румянец щек, красные ленты лозунгов над колыханием толп и после глаза, человеческие глаза, окольцованные радужью, весело щурящиеся из морщинок на солнце, а здесь… Квантин почувствовал сцеп судороги вкруг горла и сжал кулаки.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Пля́шущая цыганка не мать ее, но ее напоминает, и это напоминание леденит все существо Мариорицы.
— Иван Лажечников, Ледяной дом. Басурман
И ему представился вдруг – здесь, в бессветном городе ночи, – его дневной, залитый солнцем мир: колыхание полей, протягивающих вызолоченные лучи навстречу колосящемуся золотом солнцу; сизая пыль, пля́шущая вкруг колесных спиц; яркие спады кровель и краски одежд, смешивающиеся на площадях, как на гигантских палитрах; румянец щек, красные ленты лозунгов над колыханием толп и после глаза, человеческие глаза, окольцованные радужью, весело щурящиеся из морщинок на солнце, а здесь… Квантин почувствовал сцеп судороги вкруг горла и сжал кулаки.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка