Его можно было встретить только в мастерской Аурелиано, он проводил там целые часы, исписывая таинственными каракулями привезенные когда-то перга́менты, они, казалось, были сделаны из чего-то твердого и сухого и расслаивались, как слоеное тесто.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
С того дня в комнату стали беспрепятственно проникать пыль, жара, термиты, рыжие муравьи и моль, которой надлежало превратить в труху книги и перга́менты вместе с содержащейся в них премудростью.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Поощряемые безнаказанностью своих проделок, дети осмелели, и, выбрав время, когда Аурелиано был на кухне, четыре мальчика проникли в комнату с намерением уничтожить перга́менты.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Он нашел их целыми и невредимыми среди доисторической растительности, дымящихся луж и светящихся насекомых, уничтоживших в этой комнате всякий след пребывания людей на земле; он не смог побороть нетерпение и, вместо того чтобы вынести перга́менты на свет, принялся тут же, стоя, расшифровывать их вслух — без всякого труда, так, словно они написаны по-испански и он читает их при ослепительно ярком полуденном освещении.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Зачарованный своим открытием, Аурелиано громко прочел подряд те самые «переложенные на музыку энциклики», которые Мелькиадес пытался когда-то читать Аркадио, — на самом деле это были предсказания о расстреле Аркадио; дальше Аурелиано обнаружил пророчество о рождении самой прекрасной на земле женщины, которая должна вознестись на небо душой и телом, и узнал о появлении на свет двух близнецов, родившихся после смерти их отца и не сумевших расшифровать перга́менты не только из-за неспособности и неусидчивости, но и потому, что попытки их были преждевременными.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества