Этой своей фразой моя изумрудно-ледяная тетя, сама того не предполагая, дала толчок преображению моей сестры из Мартышки в Певу́нью; ибо, хотя сестра и отнекивалась с угрюмым и застенчивым видом, как делала бы любая четырнадцатилетняя девчонка на ее месте, моя собранная тетка все же выпихнула ее на помост, к музыкантам, и хотя выглядела Мартышка так, будто хотела провалиться сквозь землю, она все же крепко сцепила пальцы и, поняв, что избавления ждать неоткуда, запела.
— Салман Рушди, Дети полуночи
К концу вечера гости заснули за столом; но Джамилю-Певу́нью проводил в ее покои сияющий, сонный Латиф.
— Салман Рушди, Дети полуночи
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певу́нью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомитесь.
— Лев Толстой, Война и мир
Нюша! – окликнул он уже спрыгнувшую на берег девушку-певу́нью. – Не возьмешь ли студента-то?
— Иван Ефремов, Лезвие бритвы
Золотые птички-стервятники расклюют римско-католическую певу́нью.
— Осип Мандельштам, Век мой, зверь мой