В прежние дни, когда Земля Пяти Рек (Пенджаб) все еще была сикхской провинцией и единственными британскими войсками на данной территории были полки Ост-Индской компании, стоявшие в Лахоре для поддержания власти британского резидента, идея создания элитного и высокоподвижного войска, способного в два счета переместиться в любую горячую точку, пришла в голову сэру Генри Лоуренсу, этому великому и мудрому руководителю, впоследствии па́вшему смертью храбрых во время Восстания, в осажденной резиденции в Лакхнау.
— Мэри Маргарет Кей, Дворец ветров
Подобно н****м, я должен был взывать к нему самому, к этому восторженному и бесконечно па́вшему существу.
— Джозеф Конрад, Сердце тьмы
По мере своего удаления от столицы изгнанник, еще недавно выказавший жалкое малодушие, свойственное каждому па́вшему временщику, мужался и успокаивался.
— Кондратий Биркин, Временщики и фаворитки
Но потом, в конце романа, в мрачной и страшной картине падения человеческого духа, прослеженного шаг за шагом, в изображении того неотразимого состояния, когда зло, овладев существом человека, связывает каждое движение его, парализует всякую силу сопротивления, всякую мысль, всякую охоту борьбы с мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душой вместо света, – в этой картине столько назидания для судьи человеческого, для держащего меру и вес, что, конечно, он воскликнет, в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение и не всегда аз воздам», – и не поставит бесчеловечно в вину мрачно па́вшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Но потом, в конце романа, в мрачной и страшной картине падения человеческого духа, прослеженного шаг за шагом, в изображении того неотразимого состояния, когда зло, овладев существом человека, связывает каждое движение его, парализирует всякую силу сопротивления, всякую мысль, всякую охоту борьбы с мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душой вместо света, – в этой картине – столько назидания для судьи человеческого, для держащего меру и вес, что, конечно, он воскликнет, в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение и не всегда аз воздам», – и не поставит бесчеловечно в вину мрачно па́вшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его.
— Федор Достоевский, Записки о русской литературе