То есть приоткрылась, собственно, скрипучая дверь в лачугу, где вместо обо́йного узора – пятна от сырости и клопов, а из раскрытой печки – обуглившиеся торчки родословного древа.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Толкая вдоль половиц блюдце, в котором стеклилась прозрачная, с чуть желтоватым отливом жидкость, Сутулин полз вслед за блюдцем, систематически макал носовой платок, накрученный на карандаш, в Квадратурин и мазал им вдоль досок и обо́йного узора.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
То есть приоткрылась, собственно, скрипучая дверь в лачугу, где вместо обо́йного узора – пятна от сырости и клопов, а из раскрытой печки – обуглившиеся торчки родословного древа.
— Сигизмунд Кржижановский, Возвращение Мюнхгаузена
То есть приоткрылась, собственно, скрипучая дверь в лачугу, где вместо обо́йного узора – пятна от сырости и клопов, а из раскрытой печки – обуглившиеся торчки родословного древа.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Толкая вдоль половиц блюдце, в котором стеклилась прозрачная, с чуть желтоватым отливом жидкость, Сутулин полз вслед за блюдцем, систематически макал носовой платок, накрученный на карандаш, в Квадратурин и мазал им вдоль досок и обо́йного узора.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка