В указанном выше слове ударение должно быть поставлено на слог с последней буквой О — непорОчен.
Читает она все больше многословные трактаты, в которых обсуждается вопрос о Баффи и Будле и доказывается, как непоро́чен Баффи и как мерзок Будл, или что страна погибает, ибо привержена к Будлу, а не к Баффи, или что она спасена, ибо предалась Баффи, а не Будлу (обязательно – тому или другому, а третьего быть не может).
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Я непоро́чен был и мил, / Когда тебя любил.[29] Значит, предстоит проделать в обратном направлении весь проделанный путь, снова пройти через все поражения, через осушенные и сумрачные болота, мимо строгого сержанта на мосту, через разбомбленную деревню, вдоль ленты дорог, на протяжении многих миль рассекающей холмистые поля, снова увидеть перевернутый грузовик на краю деревни, напротив обувного магазина, а в двух милях от него перелезть через забор из колючей проволоки, потом пройти через лес и поле, чтобы остановиться на ночь в амбаре у братьев-фермеров, а на следующий день в желтом утреннем свете в соответствии с указаниями дрожащей стрелки компаса поспешать через восхитительную местность с маленькими долинами, речками, роящимися пчелами и по узкой тропинке подняться к печальной сторожке путевого обходчика, Подойти к дереву.
— Иэн Макьюэн, Искупление
«Я непоро́чен был и мил».
— Иэн Макьюэн, Искупление
– До Четырнадцатого я был совершенно непоро́чен, – говорил он доверчиво, спокойно и весело, как будто с лучшими друзьями беседовал. – Воспитывался дома.
— Дмитрий Мережковский, Сборник "Царство Зверя"
Вот он – тот самый, каким он был в тот день, когда божественное дыхание оживило его земное существо, он столь же чист, столь же непоро́чен, как тогда, когда еще ничто не осквернило его юной природы; для этой школьной мудрости человек постоянно один и тот же, всегда и всюду; мы именно таковы, какими должны были быть; и вот – это скопище мыслей, неполных, фантастических, несогласованных, которое мы именуем человеческим умом, по ее мнению, оно именно и есть чистый разум, небесная эманация, истекшая из самого бога; ничто его не изменило, ничто его не коснулось.
— Петр Чаадаев, Философические письма