Были, наконец, фильмы «дикого запада» — терракотовый пейзаж, краснолицые, голубоглазые ковбои, чопорная, но прехорошенькая учительница, только что прибывшая в Гремучее Ущелье, конь, вставший на дыбы, стихийная паника скота, ствол револьвера, пробивающий со звоном оконное стекло, невероятная кулачная драка, — во время которой грохается гора пыльной старомодной мебели, столы употребляются, как оружие, сальто спасает героя, рука злодея, прижатая героем к земле, всё ещё старается нащупать обронённый охотничий нож, дерущиеся крякают, отчётливо трахает кулак по подбородку, нога ударяет в брюхо, герой, нырнув, наваливается на злодея; и тотчас после того, как человек перенёс такое количество мук, что от них бы слёг сам Геракл (мне ли не знать этого ныне!), ничего не видать, кроме довольно привлекательного кровоподтёка на бронзовой скуле разогревшегося героя, который обнимает красавицу-невесту на дальней границе цивилизации.
— Владимир Набоков, Лолита