Все молчало, крести́лось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуту молчания перестановка ног и вздохи.
— Лев Толстой, Война и мир
Кто-то тихо писал четким почерком: «1000–2000 – 100 000 штыков»; было удобно считать эти торчмя торчащие в воздухе ряды стальных заостренных единиц: там, под штыками, что-то копошилось, крести́лось и охало, – но штыки одинаково чернели одинаковыми остриями.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Кто-то тихо писал четким почерком: «1000–2000 – 100 000 штыков»; было удобно считать эти торчмя торчащие в воздухе ряды стальных заостренных единиц: там, под штыками, что-то копошилось, крести́лось и охало, – но штыки одинаково чернели одинаковыми остриями.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Все молчало, крести́лось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуту молчания перестановка ног и вздохи.
— Лев Толстой, Война и мир
И все это двигалось, крести́лось, орало.
— Алексей Черкасов, Хмель