И потому взметнувшимся панелям ничто не мешало вспугнуть стаю перелетающих из ночи в ночь вещих, не гнушающихся падали птиц, похожих на безобразно больших ворон, которые задолго до полуночи кружились над гиблым местом, чтобы накаркать беду, а теперь, обнаружив скорую обратную сборку, тяжело взмахивали бы зубчатыми чёрными крыльями и, обиженно клекоча, удалялись бы к тайным своим гнездовьям, тогда как жильцы соседних пятиэтажек, разбуженные рёвом падения, расплющившие носы о стёкла, приняли бы воздушную акробатику стройдеталей вовсе не за компановочное баловство сочинителя, а за обрывок увиденного с перепоя нелепого сна, их почти успокоили бы деловитость электросварки, жидкое жёлтенькое излучение стеклянного домика крановщи́цы, но возбуждённые не ко времени уколом острого ощущения, они всё же ругнули бы в сердцах проревевший не свет, не заря над мирными крышами шальной самолёт, зашлёпали бы по линолеуму к неостывшим ещё постелям и, прежде, чем выдавить из диван-кроватей тяжёлые вздохи, их мятые фигуры пересекали бы блеск комодов, как привидения, а одинокий таксист, столкнувшись с невообразимым, решил бы бежать поскорей и подальше от греха лжесвидетельства, пустился бы, поддав газу, пересчитывать зелёным глазком щели в заборе...
— А. Б. Товбин, Приключения сомнамбулы. Том 1, 2009