Она выбирала в путеводителе (пока я ласкал её в тёмном автомобиле, запаркованном среди тишины таинственной, томно-сумеречной, боковой дороги) какой-нибудь восторженно рекомендованный приозёрный «отель-замок», обещавший множество чудес — несколько, пожалуй, преувеличенных светом электрического фонарика, которым она ездила по странице — как-то: конгениальное общество, еда в любое время, ночные пикники — и многое другое, что у меня в уме вызывало только мерзкие представления о зловонных гимназистах в майках и о чьей-то красной от костра щеке, льнувшей к её щеке, пока бедный профессор Гумберт, обнимая только собственные кости́стые колени, прохлаждал геморрой на сыром газоне.
— Владимир Набоков, Лолита
Согнув прямые кости́стые плечи, в укоротившемся пиджачке и глупых баронских сапогах, он шел, как журавль, чувствуя за собой теплый, дружественный взгляд великого комбинатора.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок
Грузчики вонзали железные когти в тюки хлопка, на пристани выстроились в каре чугунные горшки, лежали мокросоленые кожи, бунты проволоки, ящики с листовым стеклом, клубки сноповязального шпагата, жернова, двухцветные кости́стые сельскохозяйственные машины, деревянные вилы, обшитые дерюгой корзинки с молодой черешней и сельдяные бочки.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок
Сцепленные кости́стые руки не выпускали колена; рот будто слипся.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Окно вагона упадет вниз, над ним протянутая рука Мюнхгаузена – длинные кости́стые пальцы с лунным бликом на указательном; ладони встретятся, и он, Ундинг, скажет, что если б в мире и не было иной реальности, кроме этого вот рукопожатия, то… За стеной загрохотало: экспресс.
— Сигизмунд Кржижановский, Возвращение Мюнхгаузена