Днем из окна автобуса, катившего по ровному стратегическому шоссе мимо виноградников, военных постов, новых белых сеттльментов, необъятных полей, где уже колоси́лись высокие хлеба, и рекламных щитов французских экспортных компаний – «Дюбоннэ», «Мишлена», «Магазен дю Лувр», – эта страна показалась мне очень европеизированной и современной; теперь, под синими звездами, в обнесенном стенами старом городе, где улицы были не улицы, а отлогие запыленные лестницы и по обе стороны поднимались темные безглазые стены, смыкаясь и снова раздаваясь над головой навстречу звездному свету; где между стертыми булыжниками мостовых толстым слоем прилегла пыль и какие-то фигуры в белом безмолвно проходили мимо, неслышно ступая мягкими подошвами восточных туфель или твердыми босыми ступнями; где воздух пропах пряностями, воскурениями и дымом очагов, – теперь я понимал, что привлекло сюда Себастьяна и так долго его здесь держит.
— Ивлин Во, Возвращение в Брайдсхед
На плантациях пышно колоси́лись всходы, и в укромных садах наливались соком стебли.
— Патрик Зюскинд, Парфюмер. История одного убийцы
Хлеба колоси́лись в полях, весь скот был на пастбищах, а скопленные людьми деньги лежали целыми-невредимыми там, где и были до поры зарыты, – под очагами.
— Кен Фоллетт, Столпы Земли
А в деревнях на поле колоси́лись черновые колосья и созревал хлеб, чтобы закровенившимся зерном отравить людей.
— Алексей Ремезов, Сказка серебряного века