Раздраженные тем, что жизнь продолжалась лишь на бумаге, помня о трудностях, они не спешили идти дальше каса́ний рук и поцелуя на автобусной остановке.
— Иэн Макьюэн, Искупление
Франциска, за серебряные сольди разрешают оглядеть их, и то лишь сквозь калитку, снаружи: прежде не разрешалось и этого – цветы могли здесь расти – по завещанию Франциска – не для других, а для себя: их нельзя было рвать и пересаживать за черту ограды; не принявшим пострига не разрешалось – ни ногой, ни даже взглядом касаться земли, отданной цветам: выключенным из всех каса́ний, защищенным от зрачков и ножниц, им дано было цвести и благоухать для себя.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Франциска, за серебряные сольди разрешают оглядеть их, и то лишь сквозь калитку, снаружи: прежде не разрешалось и этого – цветы могли здесь расти – по завещанию Франциска – не для других, а для себя: их нельзя было рвать и пересаживать за черту ограды; не принявшим пострига не разрешалось – ни ногой, ни даже взглядом касаться земли, отданной цветам: выключенным из всех каса́ний, защищенным от зрачков и ножниц, им дано было цвести и благоухать для себя.
— Сигизмунд Кржижановский, Клуб убийц Букв
Франциска, за серебряные сольди разрешают оглядеть их, и то лишь сквозь калитку, снаружи: прежде не разрешалось и этого – цветы могли здесь расти – по завещанию Франциска – не для других, а для себя: их нельзя было рвать и пересаживать за черту ограды; не принявшим пострига не разрешалось – ни ногой, ни даже взглядом касаться земли, отданной цветам: выключенным из всех каса́ний, защищенным от зрачков и ножниц, им дано было цвести и благоухать для себя.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка