Поднявшись на борт ию́льским воскресеньем в семь утра, Флорентино Ариса не потрудился осмотреть пароход, как почти инстинктивно поступали все пассажиры, отправляющиеся в плавание первый раз.
— Габриэль Маркес, Любовь во время чумы
А ведь я вот так же любил бегать под дождем по лужам, любил дышать вот таким влажным и теплым ию́льским воздухом.
— Анатолий Иванов, Вечный зов
Откуда же ему было знать, что, хотя и ни одна пуля его не заденет и в дальнейшем, судьба у него сложится так, что он не раз позавидует и сгоревшим в танке Дедюхину и Вахромееву, и погибшему от шальной пули в затылок Алифанову… Этого он не знал, как ни один человек не знает, что ему написано на роду, что готовит ему судьба завтра, послезавтра, через год, через двадцать лет… Он пока лежал, вжавшись в землю, горячую, разогретую то ли бомбами и снарядами, то ли полыхающим где-то за дымами, затянувшими густой пеленой все небо, жарким ию́льским солнцем, слушая, как грохочет над головою о броню их сгорающего танка свинцовый горох, смотрел на Алифанова.
— Анатолий Иванов, Вечный зов
И действительно, подойдя к старой сосне, под которой она нашла его тогда, душным ию́льским вечером, девушка остановилась, воткнула лыжные палки в снег и стала смотреть на Звенигору.
— Анатолий Иванов, Вечный зов
Из N., уездного города Z-ой губернии, ранним ию́льским утром выехала и с громом покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных бричек, на которых ездят теперь на Руси только купеческие приказчики, гуртовщики и небогатые священники.
— Антон Чехов, Палата № 6