Потому что я не понимаю, как это выходит: если египетские мумии, похороненные за тысячи лет до того даже, как родился Плиний, не насчитывают в своих гробах столько футов и дюймов, сколько житель нашего Кентукки в носках; и если скот и прочая живность в изображениях на древнейших египетских и ниневийских таблицах[309] ясно показывают нам в своих масштабах, что теперешний породистый, откормленный, призовой смитфилдский скот[310] не только не уступает, но и далеко превосходит по величине тучнейшую из фараоновых тучных коров, – как же перед лицом всего этого мог бы я допустить, будто из всех живых тварей один только кит выродился и измельча́л?
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Когда-то, 50 лет назад, субъектами политических преступлений в России были люди, выходившие из среды высшего, интеллигентного общества (декабристы); в 40-х годах тип русского политического преступника значительно стал мельче („петрашевцы“); в начале 60-х годов он уже измельча́л до так называемого мыслящего пролетариата („чернышевцы“); в начале 70-х годов он пал до неразвитых, школьных недоучек и низкопробных нигилистов („нечаевцы“); в долгушинской истории[233] на поприще пропагандистов фигурирует уже полуграмотный сброд; наконец, в «казанской истории» остается не только еще полуграмотный сброд, но с большим оттенком еврейского элемента и фабричного забулдыги.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
В Москве измельча́л народ, даже геологи пьют пустяки какие-то вместо чая.
— Иван Ефремов, Лезвие бритвы
Лед, который тронулся еще в дворницкой, лед, гремевший, трескавшийся и ударявшийся о гранит набережной, давно уже измельча́л и стаял.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок