«Художественное произведение должно быть построено лучше жизни», – писал он и последовательно не желал, по его же словам, «выезжать за чужой счет» или «извлекать выгоду из личных трудностей», отвергая это и в книгах писателей, которые считались «знаменитыми» уже потому, что в их личных жи́знях случилось нечто важное.
— Джон Ирвинг, Мир глазами Гарпа
Мы никогда не можем знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну — единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жи́знях последующих.
— Милан Кундера, Невыносимая легкость бытия
Вазу почитали не из преклонения перед мастерством Херолдта в области изготовления многоцветной эмали, сине-золотого плетения орнамента и искусного изображения листвы, а в память о дядюшке Клеме, спасенных им жи́знях, отважной ночной переправе через реку и его гибели за неделю до Перемирия.[1] Цветы, особенно дикие, смотрелись в ней достойной данью.
— Иэн Макьюэн, Искупление
Мор установил лестницу и постарался отогнать мысли о жи́знях, которые давят на него со всех сторон.
— Терри Пратчетт, Мор, ученик Смерти
Иначе он навлечет на себя несчастья в этом мире, а после смерти подвергнется карам испорченной Кармы во многих будущих жи́знях.
— Иван Ефремов, Лезвие бритвы