Как человек, который после пьяного ночного пиршества торопится к своему ложу, хоть голова у него ещё кружится, а уже укоры совести начинают запускать в душу стальные крючья вроде тех шипов на упряжи римского скакуна, что тем глубже впиваются ему в грудь, чем сильнее рвётся он вперёд; подобно этому человеку, который в мучительной дурноте́ мечется у себя на постели, моля Бога, чтобы Он даровал ему небытие, покуда длится это жалкое состояние, и наконец среди водоворота мук чувствует, как его охватывает глубокое оцепенение, подобное тому, в какое погружается умирающий от потери крови, ибо больная совесть – это та же рана, и ничем нельзя унять кровотечения; вот так и Иона, проведя на своей койке долгие мучительные беспокойные часы, наконец под тяжестью чудодейственного страдания погружается в зелёные глубины сна.
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Он буревестником носился над морем, взмывая с гребня на гребень, и его восторг и упоение от смешения двух стихий передавались девочке, так что на время она забывала о качке и дурноте́.
— Филип Пулман, Северное сияние
Но и позже воспоминание о дурноте́ было неприятным.
— Владимир Орлов, Альтист Данилов
Однако вот началось… Наташе он не сказал ни о дурноте́, ни о медпункте.
— Владимир Орлов, Альтист Данилов
Красивая, нарядная, блестящая бриллиантами, шелком, кружевами и обнаженными полными белыми руками, она входила в мою комнату и с каким-то странным, чуждым мне, не относящимся ко мне грустным выражением лица ласкала меня, брала на свои сильные прекрасные руки, подносила к еще более прекрасному лицу, откидывала густые пахучие волосы, и целовала меня и плакала, и раз даже спустила меня с рук и упала в дурноте́.
— Лев Толстой, Крейцерова соната