Когда леди Рассел спустя немного времени вернулась дождливым вечером в Бат и до́лгою чредою улиц проезжала от Старого Моста на Кэмден-плейс среди мельканья других карет, под тяжкий грохот фур и ломовиков, вопли газетчиков, зеленщиков и пирожников, под деревянный перестук башмаков, она нисколько не сетовала.
— Джейн Остен, Доводы рассудка
Никому не обмолвилась, что ухожу, — так и было задумано, ты знаешь… С бабушкой все в порядке, провела чудесный вечер у мистера Вудхауса за триктраком и до́лгою беседой.
— Джейн Остeн, Эмма
Человек идеи и науки самостоятельной, человек самостоятельно деловой образуется лишь до́лгою самостоятельною жизнью нации, вековым многострадальным трудом ее – одним словом, образуется всею историческою жизнью страны».
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Человек идеи и науки самостоятельной, человек самостоятельно деловой образуется лишь до́лгою самостоятельною жизнию нации, вековым многострадальным трудом ее – одним словом, образуется всею историческою жизнью страны.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
В некоторых местах Одоевский заменял устаревшие слова новыми ("это", "эти" вместо "сие", "сии", "часы" вместо "брегет"), в некоторых сокращал романтические "ужасы", например в "Бале" вычеркнул тираду: "и стон страдальца, не признанного своим веком; и вопль человека, в грязь стоптавшего сокровищницу души своей; и болезненный голос изможденного до́лгою жизнию человека; и радость мщения; и трепетание злобы; и упоение истребителя; и томление жажды; и скрежет зубов; и "хрусть костей" (изд.
— Владимир Одоевский, Русские ночи