В саду, возле решетки, выходившей на улицу, стояла каменная скамья, скрытая от взглядов любопытных ветвями гра́ба, тем не менее при желании прохожий мог дотянуться до нее рукой через решетку и ветви.
— Виктор Гюго, Отверженные
Тогда тоже был сочельник, и помню, что в тот самый вечер он нам рассказывал историю о подземных духах, которые утащили старого Гебриела Гра́ба.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
Все это было – желчь и полынь для сердца Гебриела Гра́ба; а когда дети стайками вылетали из домов, перебегали через дорогу и, не успев постучать в дверь противоположного дома, встречались с полдюжиной таких же кудрявых маленьких шалунов, толпившихся вокруг них, когда они взбирались по лестнице, чтобы провести вечер в рождественских играх, Гебриел Граб злобно усмехался и крепче сжимал рукоятку своей лопаты, размышляя о кори, скарлатине, молочнице, коклюше и многих других источниках утешения.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
К несчастью, этим рассказам несколько повредило неожиданное возвращение – лет через десять – самого Гебриела Гра́ба, одетого в лохмотья, благодушного старика, страдающего ревматизмом.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
Ветви гра́ба на том берегу уже голые и висят в воздухе разорванной сетью; в ней, точно пойманный, прыгает желто-красный горный дятел-расудук, стучит черным носом по коре ствола, выгоняя насекомых, а ловкие синицы и сизые поползни — гости с далекого севера — клюют их.
— Максим Горький, На дне. Избранное