«Пиковая дама», «Капитанская дочка», которые тоже были переведены тогда по-французски, без сомнения, тоже исчезли наполовину, хотя в них гораздо более можно было понять, чем в Го́голе.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Я не понимаю, что могли заключать тогда французы о Го́голе, судя по этому переводу; впрочем, кажется, ничего не заключили.
— Федор Достоевский, Записки о русской литературе
Они пробыли у меня тогда с полчаса, в полчаса мы бог знает сколько переговорили, с полслова понимая друг друга, с восклицаниями, торопясь; говорили и о поэзии, и о правде, и о «тогдашнем положении», разумеется, и о Го́голе, цитируя из «Ревизора» и из «Мертвых, душ», но главное, о Белинском.
— Федор Достоевский, Записки о русской литературе
В Го́голе ничего нет подобного.
— Петр Чаадаев, Философические письма
Я собирался писать об этом Вяземскому в момент получения вашего письма: как раз намереваюсь писать ему с тем, чтобы похвалить его статью о Го́голе[337]; я нахожу ее отличной в противность мнению почти всей нашей литературной братии, озлобление которой против этого несчастного гениального человека не поддается описанию.
— Петр Чаадаев, Философические письма