И над этим мятущимся морем лиц — грозных, свирепых, разгневанных — высоко вверху, словно обломки крушения на гребнях бушующих волн, выделяются два ряда других лиц — семь лиц в каждом ряду, — непохожие на все те, что их окружают: лица семи узников, вырванных ураганом из склепов, где они были замурованы заживо, вознесены́ над толпой; толпа несет освобожденных на плечах — и на этих измученных, ошеломленных, потрясенных лицах написан ужас, словно их подняли из могил на Страшный суд и темные силы, ликуя, уже завладели ими.
— Чарльз Диккенс, Повесть о двух городах
Другие семь лиц — лица мертвецов — вознесены́ еще выше, их тусклые очи глядят из-под полуопущенных век и тоже как будто ждут Страшного суда.
— Чарльз Диккенс, Повесть о двух городах
На шпилях некоторых старомодных церквей можно увидеть жестяных китов, установленных там в качестве флюгеров, но они вознесены́ на такую высоту и к тому же, в сущности говоря, так очевидно несут на себе надпись «Руками не трогать», что рассмотреть их как следует невозможно и судить об их достоинствах затруднительно.
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Вот тогда-то страшно доставалось Пушкину и вознесены́ были «сапоги».[204] Однако я все-таки попытался поговорить.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Вот тогда-то страшно доставалось Пушкину, и вознесены́ были «сапоги». – Формулой «сапоги выше Пушкина» Достоевский характеризовал утилитаризм журнала «Русское слово».
— Федор Достоевский, Дневник писателя