И на этом пьедестале, и в этом нимбе, как в двойном апофеозе, где-то в непостижимой дали, для Козетты – в неясной дымке, для Мариуса – в блеске и пламени, брезжило нечто идеальное, нечто реальное, место свидания грезы и поцелуя – бра́чное ложе.
— Виктор Гюго, Отверженные
Бра́чное ложе во тьме – как луч зари.
— Виктор Гюго, Отверженные
Куда бы я ни посмотрел, я вижу перед собой бескровные руки и бессильное тело, брошенное убийцей на бра́чное ложе.
— Мэри Шелли, Франкенштейн, или Современный Прометей
Капфиг в своей книге не допускает возможности подобного геройского самопожертвования.[137] Для маркизы Ментенон такой подвиг был бы действительно не под силу, но в нашей отечественной истории есть одна личность, подобным подвигом прославившая свое имя гораздо более, нежели титулом морганатического супруга русской императрицы… Этот герой – Разумовский, в присутствии графа Орлова сожегший бра́чное свое свидетельство и все письма своей державной супруги.
— Кондратий Биркин, Временщики и фаворитки
Когда коровайники, свещники и фонарщики остановились по бокам стола, невесту свахи посадили на бра́чное сиденье, а рядом с нею ее маленького братишку.
— Даниил Мордовцев, Державный плотник