Рядом с той, которая пела, была другая, на которой вопили; на третьей выпрашивали милостыню; можно было заметить такую, на которой скрежетали зубами; на следующей стращали прохожих; на шестой богоху́льствовали; последняя была молчалива, как могила.
— Виктор Гюго, Отверженные
Тогда последний порядок нарушился в этом собрании, и кругом, куда бы ни кинуть взор, видны были только женщины, одержимые демонами, и они то бегали по церкви, исступленно, кривляясь, ударяя себя в грудь, размахивая руками, проповедуя; то катались по земле, в одиночку или попарно, изгибаясь, в корчах, сжимая друг друга в объятиях, целуя одна другую, в ярости страсти, или кусаясь, как звери; то, сидя на одном месте, дико искривляли лица гримасами, выкатывали и закатывали глаза, высовывая языки, хохотали и смолкали неожиданно, и вдруг опрокидывались навзничь, ударяясь черепом о камень; одни из них вопили, другие смеялись, третьи проклинали, четвертые богоху́льствовали, пятые пели; еще одни свистели по-змеиному, или лаяли по-собачьи, или хрюкали, как свиньи; – и это был ад, более страшный, чем тот, который явлен был взорам Данте Алигиери.
— Валерий Брюсов, Огненный ангел
Из священных чаш хлестали сидр и вино, дрались, и богоху́льствовали, и гоготали, когда возвеличенный осел со страху гадил на плиты алтаря.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Из священных чаш хлестали сидр и вино, дрались, и богоху́льствовали, и гоготали, когда возвеличенный осел со страху гадил на плиты алтаря.
— Сигизмунд Кржижановский, Клуб убийц Букв
Из священных чаш хлестали сидр и вино, дрались, и богоху́льствовали, и гоготали, когда возвеличенный осел со страху гадил на плиты алтаря.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка