Теперь иной раз дождливым вечером, вышивая в обществе подруг в галерее с бего́ниями, она вдруг теряла нить разговора, и горькая слеза тоски увлажняла ее небо при виде мокрых дорожек сада и холмиков из грязи, возведенных червями.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Он прошел через гостиную и залу, неся на руке изрядно потрепанную переметную суму, и, подобно удару грома, ворвался в тишину галереи с бего́ниями, где Амаранта и ее подруги так и застыли с иголками в воздухе.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Из-под двери показалась струйка крови, пересекла гостиную, вытекла на улицу и двинулась вперед по неровным тротуарам, спускаясь по ступенькам, поднимаясь на приступки, пробежала вдоль всей улицы Турков, взяла направо, потом налево, свернула под прямым углом к дому Буэндиа, протиснулась под закрытой дверью, обогнула гостиную, прижимаясь к стенам, чтобы не запачкать ковры, прошла через вторую гостиную, в столовой описала кривую возле обеденного стола, зазмеилась по галерее с бего́ниями, пробежала, незамеченная, под стулом Амаранты, которая учила арифметике Аурелиано Хосе, протекла по кладовой и появилась в кухне, где Урсула, замешивая тесто для хлеба, готовилась разбить тридцать шестое яйцо.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
В те дни, когда полковник Геринельдо Маркес приходил в дом Буэндиа обедать, он оставался потом в галерее с бего́ниями — играть в шашки с Амарантой.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Она снова вступила в переписку с невидимыми целителями и расставила на галерее вазоны с папоротником и душицей и горшки с бего́ниями задолго до того, как Урсула узнала, что они были уничтожены Аурелиано Вторым в припадке разрушительной ярости.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества