Эти четверо банди́тов представляли собой нечто вроде Протея, ускользающего от лап полиции и старающегося увернуться от нескромных взглядов Видока, «пламени, древа, воды принимая обличья», заимствуя один у другого прозвища и уловки, прячась в собственной тени, служа друг другу тайником и убежищем, освобождаясь от собственной своей личности так же легко, как от накладного носа в маскараде, то уменьшаясь до такой степени, что казались одним существом, то разрастаясь так, что даже сам Коко-Лакур принимал их за целую толпу.
— Виктор Гюго, Отверженные
Читатель понял, что Эпонина, узнав сквозь решетку обитательницу улицы Плюме, куда ее послала Маньон, начала с того, что отвела от улицы Плюме банди́тов, потом направила туда Мариуса, а Мариус после нескольких дней, проведенных в восторженном состоянии у этой решетки, влекомый той силой, которая притягивает магнит к железу, а влюбленного – к камням, из которых сложено жилище его возлюбленной, проник, наконец, в сад Козетты, как Ромео в сад Джульетты.
— Виктор Гюго, Отверженные
Благодаря их вниманию, за которое я им как нельзя более признателен, мне уже недели две как приводят на дом всех банди́тов, каких только можно раздобыть в Париже и его окрестностях, под предлогом, что это убийца Кадрусса.
— Александр Дюма, Граф Монте-Кристо
Годом раньше группу тупоголовых банди́тов средь бела дня расстреляли на Канальной улице.
— Стивен Кинг, Оно
Красноармейцы перетащили тела банди́тов в сани, чтобы захоронить их где-нибудь подальше от деревни на неведомом месте.
— Полина Москвитина, Черный тополь