– Лестно для нашего дальнего родственника! – со смехом сказал мой опекун, обращаясь к А́де и Ричарду.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Минуты две он сидел задумавшись, с прекрасной и такой доброй улыбкой на изменчивом лице, потом попросил меня передать А́де и Ричарду, что хочет их видеть.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Какое это было радостное утро, когда я рассказывала обо всем А́де, стоявшей в саду, и какой это был радостный вечер, когда мы с Чарли наконец-то вместе пили чай в нашей гостиной.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Я спросила: это все, что я должна передать А́де?
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Но тот, кто за версту обходит больницы и тюрьмы, кто спешит побыстрей перейти через кладбище, кто предпочитает разговаривать об опере, а не об а́де; тот, кто Каупера[292], Юнга[293], Паскаля[294] и Руссо без разбора зовёт хворыми бедняками и всю свою беззаботную жизнь клянётся именем Рабле, как достаточно умного и потому весёлого сочинителя, – такой человек и не достоин взламывать печать зелёной плесени на могильных плитах со славным Соломоном.
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит