Но скаредному обществу полезно знать о том, что именно происходило и все еще происходит в суде́йском мире, поэтому заявляю, что все написанное на этих страницах о Канцлерском суде – истинная правда и не грешит против правды.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Теперь он просто-напросто гладко выбритый джентльмен в белых брюках и белом цилиндре, с бронзовым морским загаром на судейской физиономии и со ссадиной на облупленном солнцем суде́йском носу, – джентльмен, который по пути в камеру заходит в устричную лавку и пьет имбирное пиво со льдом!
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Когда мы вошли в зал суда, лорд-канцлер – тот самый, которого я видела в его кабинете в Линкольнс-Инне, – уже восседал на своем суде́йском помосте с чрезвычайно важным и торжественным видом, а ниже помоста стоял покрытый красным сукном стол с жезлом, печатями и огромным приплюснутым букетом цветов, который напоминал крошечную клумбочку и наполнял ароматом весь зал.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
У стола, на суде́йском месте, сидел худощавый старик отвратительной наружности: рыжие космы падали беспорядочно на плеча, голова его, вытянутая, иссохшая, имела форму лошадиной, обтянутой человеческой кожей, с глазами гиены, с ушами и ртом орангутана, расположенными так близко одни от другого, что, когда сильно двигались челюсти, шевелились дружно и огромные уши и ежились рыжие волосы.
— Иван Лажечников, Ледяной дом. Басурман
Вельможа в парчовом халате, при новой сабле и при множестве медалей (не без хлопот удалось ему восстановить все это после памятного сундучного злоключения!), восседал под шелковым балдахином на суде́йском помосте и, шевеля усами, грозно взирал с высоты на толпу, затопившую площадь.
— Леонид Соловьев, Повесть о Ходже Насреддине