Флорентино Ариса, скрытный молчун, умеющий держать язык за зубами, тоже завоевал уважение хозяина, и когда его одолевало тяжкое уныние, он запирался тут в душной каморке – читал стихи и чувствительные книжонки, и в грезах ему виделись гнезда томных ласточек на балконах, а в дремотной тишине сие́сты слышались звуки поцелуев и шелест крыльев.
— Габриэль Маркес, Любовь во время чумы
Однажды во время сие́сты Ребека не выдержала и вошла к нему в комнату.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Она приходила в школу во время сие́сты, с согласия родителей, которым Пилар Тернера отдала вторую половину своих сбережений.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Фернанде оставалось только подавать свое отвращение и по-королевски ухаживать за гостями, которые отличались самым безнравственным поведением: они натаскивали грязи в галерею, мочились прямо в саду, во время сие́сты стелили свои циновки где вздумается и болтали что в голову взбредет, не обращая никакого внимания ни на смущение дам, ни на кривые улыбки мужчин.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Амаранта Урсула не утратила ни своего хорошего настроения, ни своего таланта к любовным проказам, но завела привычку сидеть в галерее после еды, словно соблюдая некое подобие сие́сты, бессонной и насыщенной мечтаниями.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества