Ты-то знаешь, Вильгельм, что вся моя жизнь одушевлена чистейшим целомудрием, ты-то знаешь, – и конвульсивно схватил Вильгельма за руку, – знаешь, с какой свирепой (да, верное слово!), свирепой страстью к смирению я умерщвлял в себе трепет плоти, дабы стать проводником единственного чувства, любви к Христу Распя́тому… И все же три женщины вошли в мою жизнь как истинные посланницы небесных сил.
— Умберто Эко, Имя розы
Ты сам анахоретов приводил… Я тебе Христа приведу… Не унизил же он свою истину участием рук; наоборот, унизились те, кто его распяли… И люди оценили, поклонились распя́тому… две тысячи лет тому назад величайший деятель человечества показал единственный путь проведения в жизнь своих идеалов: сам прими страдания за них, если убежден, но волоса не тронь неубежденного; не смей унижать свою истину потому только, что ты малодушен.
— Николай Гарин-Михайловский, Детство Тёмы
Все, что привлекало ее к вере матери, была та нежность, которую чувствовала она к Христу, оплеванному, одинокому, распя́тому, пострадавшему за всех несчастных и бедняков, за всех тех, на кого с таким презрением взирает Рим.
— Антонин Ладинский, XV легион. Последний путь Владимира Мономаха
Когда Христос-бог на распятье был, тогда шла мати божия, богородица, ко своему сыну ко распя́тому; от очей ея слезы наземь капали, и от тех от слез, от пречистыих, зародилася, вырастала мати плакун-трава; из того плакуна, из корени у нас режут на Руси чудны кресты, а их носят старцы иноки, мужие их носят благоверные».
— Алексей Толстой, Князь Серебряный