У нас на Дальнем Западе особой известностью пользуются индейские сказания о Белом Коне Пре́рий – о великолепном молочно-белом скакуне с огромными глазами, маленькой головкой, крутой грудью и с величавостью тысяч монархов в надменной, царственной осанке.
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
И точно так же приглушённое рокотание пенных валов, и холодный шорох инея в горах, и безжизненное колыхание снежной пелены, которую сдувает с места на место ветер пре́рий, – всё это для Измаила – всё равно что бизонья полость для перепуганного однолетка!
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Его широкое чело представляется мне исполненным безмятежного спокойствия пре́рий, порождённого философским равнодушием к смерти.
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Каковы бы ни были те бледные ужасы и дурные предчувствия, что испытывали ещё недавно многие из них, теперь их не только скрывали из страха перед Ахавом, они и сами разбежались и рассыпались во все стороны, точно трусливые зайцы пре́рий, спугнутые бегущим бизоном!
— Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый Кит
Он пел как бы для себя, публика его не интересовала, ему хотелось что-то вспомнить, голос его доносился из пре́рий, потом, когда он запел по-гречески, пахнуло Адриатикой, жаром узких улочек, стиснутых нагретым мрамором домов, позади вставали выжженные солнцем холмы, где пировали боги Олимпа, земля, коричневая, как греческие амфоры, серые ослики, оливы… Отсюда, с холодной, сумрачной Петроградской стороны, Адриатика казалась ярко-синей, счастливо-теплой, играла музыка в портовых кабаках, крутилась рулетка, где-то существовали другие великие города, кроме Москвы и Ленинграда, с пляской рекламных огней, с потоком разноцветных машин, с роскошными женщинами, ковбоями, винными погребами, огромный, неведомый им мир медленно вращался перед ними.
— Даниил Гранин, Зубр. Бегство в Россию