Огромные силы, без сомнения превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены́ присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
— Лев Толстой, Война и мир
Одушевлены́ ли вы, как и мы, ненавистью к зверям Востока и Запада[140]?
— Валерий Брюсов, Огненный ангел
В том, что услышал Лопатин, было стремление разобраться в самом себе, более высокое и, наверное, более нравственное, чем то стремление показать себя – какой ты, – которым были одушевлены́ прежние, даже самые хорошие, стихи Вячеслава.
— Константин Симонов, Дни и ночи. Двадцать дней без войны
Огромные силы, без сомнения превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены́ присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
— Лев Толстой, Война и мир
Итак, слушая вас, лучше сказать, глядя на вас, ибо вы ничего не произносите[285], можно подумать, что вы таите глубокую и обоснованную обиду против меня; я оговорился, обида – не то слово, ваше дурное настроение в отношении меня совершенно бескорыстно, вы одушевлены́ лишь самым целомудренным, самым благородным негодованием против изменчивости моих мнений, против моего заносчивого самолюбия.
— Петр Чаадаев, Философические письма