Тюрьма, в которой сидел кавалерист, была огромная, со множеством дворов и переходов, так похожих друг на друга и так одинаково вымощенных, что, проходя по ним, я как будто лучше поняла заключенных, которые год за годом живут в одино́чках, под замком, среди все тех же голых стен; лучше поняла ту привязанность, которую они иногда питают (как мне приходилось читать) к какому-нибудь сорному растению или случайно пробившейся былинке.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Они поручали себя воле Божьей в Больнице адвентистов, огромном белом бараке, затерявшемся под доисторическими ливнями Дарьена, где больные теряли счет немногим оставшимся им дням, в палатах-одино́чках с окнами, затянутыми холстиной, где никто точно не знал, чем пахнет карболка – жизнью или смертью.
— Габриэль Маркес, Любовь во время чумы
Во всех сахалинских тюрьмах, в подследственных одино́чках вы найдете несчастнейших людей в мире, ждущих как казни своего освобождения из одиночки.
— Влас Дорошевич, Каторга. Преступники
Два лета подряд проклятые москвичи, не понимающие даже запаха настоящей воды, били гребную школу на одино́чках, на четверках и на восьмерках.
— Алексей Толстой, Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита. Похождения Невзорова, или Ибикус