— Ходют и ходют, — общи́тельно говорил старик, которому надоело ночное одиночество, — и вы тоже, товарищ, интересуетесь.
— Илья Ильф, Двенадцать стульев. Золотой теленок
Это не был глупый и плоский циферблат, о нет, вместе с толпами других песчин, общи́тельно и доверчиво тершихся друг о друга, я был вселен в прекрасный из двух сросшихся вершинами стеклянных конусов сотворенный мир. – Мой новый знакомец говорил чуть витиевато, притом я слабо разбирался в латинской фразеологии и потому не сразу понял, что речь идет о песочных часах. – Вначале я находился в верхнем конусе.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Это не был глупый и плоский циферблат, о нет, вместе с толпами других песчин, общи́тельно и доверчиво тершихся друг о друга, я был вселен в прекрасный из двух сросшихся вершинами стеклянных конусов сотворенный мир. – Мой новый знакомец говорил чуть витиевато, притом я слабо разбирался в латинской фразеологии и потому не сразу понял, что речь идет о песочных часах. – Вначале я находился в верхнем конусе.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Я из Зарайска, – общи́тельно заявил он, придвигая Григорию стул.
— Михаил Шолохов, Тихий Дон