Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокоти́в на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу.
— Лев Толстой, Война и мир
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокоти́в тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
— Лев Толстой, Война и мир
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокоти́в голову на худую, бледную руку.
— Лев Толстой, Война и мир
Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокоти́в на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу.
— Лев Толстой, Война и мир
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокоти́в голову на худую, бледную руку.
— Лев Толстой, Война и мир