Том Смарт отнюдь не отличался раздражительным или завистливым нравом, но бог весть почему этот рослый мужчина в кори́чневом сюртуке с блестящими узорчатыми металлическими пуговицами взбудоражил тот небольшой запас желчи, какой входил в его состав, и привел Тома Смарта в крайнее негодование, в особенности когда он со своего места перед зеркалом время от времени замечал, что между рослым мужчиною и вдовою совершается обмен фамильярными любезностями, позволявшими предполагать, что расположение вдовы к нему отличается такими же размерами, как и его рост.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
– Том Каминс председательствовал, – продолжал человек в кори́чневом фраке. – В половине пятого я добрался до Сомерс-Тауна[65] и до того нагрузился, что никак не мог попасть ключом в замочную скважину, пришлось разбудить старуху.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
В прошлом году Лира и К0 заключили с “городскими” временное перемирие и учинили совместный набег на карьер, где порезвились на славу: швыряли в “карьерских” комьями мокрой тяжелой глины, сровняли с землей уродский замок, который они, дурачки, построили, а в довершение всего хорошенько изваляли их в липком кори́чневом месиве — ничего, им не привыкать.
— Филип Пулман, Северное сияние
Старик в светло-кори́чневом мундире с золотыми галунами, тридцать лет железной рукой правивший своим королевством.
— Фредерик Форсайт, День Шакала
Он был одет весь в красно-кори́чневом, даже до шелковых чулок; богатые, кружевные манжеты, закрывая кисть его руки, возбуждали подозрения, что под ними скрываются ногти нечистого.
— Иван Лажечников, Ледяной дом. Басурман