Могу ли я сказать о ее лице, – столь измени́вшемся потом, как я припоминаю, и отмеченном печатью смерти, как знаю я теперь, – могу ли я сказать, что его уже нет, когда вижу его сейчас так же ясно, как любое лицо, на которое мне вздумается посмотреть на людной улице?
— Чарльз Диккенс, Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим
Сколько я думал о том, что теперь в глазах мистера Спенлоу я бедняк; о том, что я совсем не таков, каким себя воображал, когда делал предложение Доре; о том, что честь заставляет меня сообщить Доре об измени́вшемся моем положении в обществе и вернуть ей слово, если она этого пожелает; о том, как ухитрюсь я прожить, пока прохожу обучение, когда я ничего не зарабатываю; о том, как помочь бабушке, когда все пути к этому были для меня закрыты!..
— Чарльз Диккенс, Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим
Ветерок освежал и бодрил меня так же, как и прежде, а на моем измени́вшемся лице играл здоровый румянец.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
До приезда Ады оставалось еще добрых два часа, и в течение этих часов, показавшихся мне нестерпимо долгими, я, признаюсь, очень тревожилась, думая о своем измени́вшемся лице.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
— Вы… были… в опере? — с расстановкой переспросил Бэзил, и в его измени́вшемся голосе слышалось глубокое огорчение. — Вы поехали в оперу в то время, как Сибила Вэйн лежала мертвая в какой-то грязной каморке?
— Оскар Уайльд, Портрет Дориана Грея